– Живы будем, вместе разопьем, – пообещал первый воевода.

– А чего не быть? – удивился Титомир, сын Лягуты. – Первый раз, что ли, рубимся? Дело привычное, не пропадем.

– Тихо! – вскинул палец первый воевода. – Не иначе как топот?

Московские ратники переглянулись. Сразу несколько холопов, стоящих покамест без шапок, опустились на колени, прижали уши к земле…

– И вправду, конница! Конница на рысях идет! – вскоре крикнули с нескольких сторон, и все воины стали торопливо застегивать шеломы, оправлять броню, затягивать подпруги скакунам.

– Главное – не поспешить! – громко сказал князь Дмитрий Юрьевич. – Бить следует сбоку и чуть сзади! Как раз тогда атака самой удачной получается!

Топот нарастал и уже не просто слышался, а заставлял землю мелко дрожать и угрожающе гудеть.

Василий Ярославович, не выдержав, поднялся в седло, поначалу прижавшись к гриве коня, затем приподнялся в седле, тут же снова резко пригнулся, немного обождал, распрямился. Повел плечами. Еще чуть выждал и зычно крикнул:

– По коням, бояре! По ко-оням!!!

Воины стали спешно подниматься в седла, и оттуда, с высоты, наконец-то увидели, как вдоль берега реки, на удалении всего трех сотен саженей несется на рысях кованая конница под несколькими незнакомыми бунчуками.

– Вперед, вперед, вперед! – дал шпоры своему драгоценному туркестанцу главный московский воевода, вскинув над головой рогатину, и стал разгоняться для смертельной сшибки.

* * *

Василий Юрьевич спешил ударить по ворогу еще до того, как в лагере поднимется тревога, до того, как московские бояре расхватают щиты и копья и смогут выстроить правильную оборону. Нужно успеть ворваться в лагерь в тот миг, пока ратные люди еще лежат в палатках, занимаются ужином или снаряжением, пока они рассеяны, безоружны и разобщены, – и потому его дружина неслась во весь опор, не жалея лошадей. Топот копыт, тряска, понукание, выкрики, опущенные личины, через которые видно токмо крупы и спины воинов впереди.

Не самый удобный момент, чтобы смотреть по сторонам.

* * *

С посвистом и гиканьем распугав в стороны обозных лошадей, московские полки на рысях вырвались на открытое поле, разогнались в галоп – и ударили именно в тот миг и с той стороны, откуда увлекшийся враг не чуял опасности…

– Вперед, вперед, Москва-а‑а!!!

Князь Василий Серпуховской, ощущая, как по жилам растекается шипучий огонек смертного азарта, опустил копье, выискивая острием рогатины цель, промчался последние сажени до текущего мимо врага и что есть силы ударил наконечником в середину вражеского щита, чуть выше умбона. Он даже и не понял, попал в кого-то или нет – деревяшка разлетелась в щепу, всадник на его пути кувыркнулся из седла, а следом, от удара в бок грудью туркестанца, опрокинулась и сама лошадь. Воевода нацелился рогатиной далее и в силу простой случайности попал по вражескому шелому – специально ведь так не примеришься! Чужой боярин от удара обеспамятовал, клюнул носом и кувыркнулся под копыта, его лошадь ушла куда-то вбок и вниз.

Василий Ярославович ударил снова, дальше, теперь в щит – наконечник рогатины прочно засел в деревяшке, но копейного напора хватило на то, чтобы вытолкнуть всадника из стремян. Еще несколько шагов совсем потерявшего скорость туркестанца, еще один удар – вернее, толчок грудью коня с пустым седлом…

И впереди открылась река, запруженная людьми и скакунами!

Большую часть вражеского войска московские полки не разгромили – просто спихнули с возвышенного берега под обрыв. И теперь храбрые ратники князя Василия барахтались в ледяной весенней воде, о сече более не помышляя.

Первый московский воевода отпустил копье, поднял личину и снисходительно улыбнулся:

– Вылавливайте крамольников из реки и тащите к кострам сушиться! А то как бы не простудились…

Он чувствовал себя весело, бодро и очень, очень странно.

Ведь это была первая в его жизни битва, каковую он закончил не на земле, ломаный и израненный, а верхом, да еще и без единой царапины!

– Ай да Дмитрий Юрьевич, – пробормотал князь Серпуховской себе под нос. – Ай да молодец! Вот она, кровь лучшего воеводы, како сказывается. Снес врага начисто, никого из своих ратников вовсе не потеряв. Ай да Дмитрий Юрьевич…

* * *

– Ай да Дмитрий Юрьевич! Ай да молодец! – На шумном и радостном победном пиру Великий князь крепко обнял своего брата, постучал ладонями по спине, троекратно поцеловал. – Вот он, настоящий воевода! Великий воевода! Даже громадный! Ты просто шемяка[30] какой-то, Дмитрий Юрьевич! Выручил, спас! Победу всему нашему воинству заместо поражения принес! Вот что значит настоящий брат!

– Любо князю Дмитрию! – подхватили тост веселые, довольные разгромным успехом бояре. – Любо воеводе! Достойный сын у Юрия Дмитриевича вырос! Настоящий шемяка! Любого одолеет!

– Любо! – согласился государь и махнул рукой, требуя тишины. – Знайте все, что любил я дядюшку своего, князя Юрия Дмитриевича, почти как отца родного и всячески уважал его и победами его восхищался! Выпьем за Юрия Дмитриевича, славного витязя!

– Любо, любо! – поддержали тост бояре.

– Наливайте, – потребовал Великий князь и снова поднял кубок: – А теперь выпьем за Дмитрия Юрьевича, воеводу храброго и умелого, достойного сына отца своего, моего брата и верного друга! Пусть знают все в этом мире, что не перевелись еще мечи вострые на святой Руси! И что держимся мы все заедино, накрепко, и ни одной силе нас не одолеть!

Василий Васильевич крепко взял брата за руку и вскинул вверх сцепленные вместе ладони:

– За Дмитрия!

– Любо, любо! Любо шемяке нашему! – поддержали все воины. – Слава братьям государевым! Слава государю!

– Дайте мне сказать! – потребовал уже Дмитрий Юрьевич. – Слушайте меня, бояре! Слушай меня, брат мой, Великий князь! Все мы есть слуги твои преданные, твою волю исполняем, твоих приказов держимся. И потому любая победа наша есть и твоя победа, государь наш Василий! Ты на сем поле победитель, за тебя кубки свои поднимаем!

И теперь уже он взял брата за руку и поднял сцепленные ладони:

– За государя нашего Василия Васильевича! За Великого князя, любящего брата и верного друга моего!

И опять закричали, завеселились бояре, опустошая медные и серебряные кубки:

– За Шемяку! За государя! За братство наше русское! Слава!!!

А знатнейшие князья святой Руси снова крепко и искренне прилюдно обнялись:

– Брат мой! Как же я рад, что ты у меня есть!

– И тебе за все спасибо, мой славный брат! Мой верный лучший друг!